Я посмотрела на Жан-Клода в поисках подсказки, и он просто показал мне пройти за Ашером. Я осталась стоять. Тогда Жан-Клод взял меня за руку и отвел к нему.

Ашер слышал, как мы подошли, потому что сказал:

— Я очень злился на тебя, Анита, очень. Так злился, что не подумал, что у тебя тоже могут быть причины злиться на меня.

Жан-Клод стиснул мою руку, будто предупреждая не перебивать, но я понимала, к чему он клонит, и не собиралась ничего говорить. Не надо перебивать, если и так выигрываешь.

— Джейсон нам рассказал, как тебе было плохо после того, как я взял у тебя кровь. Если тебе было так плохо, как он говорит, то ты действительно должна бояться моих объятий. — Он вдруг поднял глаза — расширенные, почти безумные, теряющиеся в сиянии волос и дрожащего пламени свечей. — Я бы никогда не причинил тебе вред. Никогда так не было... ужасно, — подыскал он слово, — у других... — он снова запнулся, — жертв.

Я не знала, что сказать, потому что частично с ним соглашалась. Я чувствовала, что он сделал меня жертвой своей силы, не спросив меня. Но хотя я этого, быть может, и не осознавала, мысли об этом крутились у меня в голове целый день, потому что одну вещь я знала точно. Я тоже не была здесь во всем права, черт побери.

Мне пришлось отпустить руку Жан-Клода, потому что ощущение его кожи на моей мешало сосредоточиться.

— Я понимаю, откуда у тебя могла взяться мысль, будто я понимала, что значит дать тебе кровь. Я действительно попросила тебя об этом, я предложила тебе кормиться и — ты прав — действительно знала, что твой укус может сокрушить мою естественную защиту. — Пришла моя очередь уставиться на каминный экран, никогда не знавший прикосновения пламени. — Я была настолько не в себе от... желания, — с трудом выговорила я это слово, — что не могла ясно мыслить. Но это не была твоя вина. Ты мог действовать лишь на основании того, что я сказала вслух.

Я подняла глаза, встретила его взгляд.

— Да и если бы ты мог прочесть мои мысли, в этот момент я хотела, чтобы ты меня взял, что бы это ни значило. У меня в голове не было ни правил, ни запрещающих сигналов. — Я выдохнула, и выдох получился прерывистый, потому что я этого боялась, боялась признать вслух боялась вообще всего, боялась, что меня поглотит желание, или любовь, или как эту чертовщину ни назови. — я хотела, чтобы ты меня взял, пока Жан-Клод владел мною. Хотела, чтобы все мы были вместе, как в давние времена.

— Для тебя это не давнее, Анита, — сказал Ашер и поглядел на стоящего позади меня Жан-Клода. — Видишь? Всё как мы боялись. Она очарована мной через твои воспоминания. То, что она чувствует ко мне, — ненастоящее. С моей властью чаровать или без нее, это ненастоящее.

— Это примерно то, что я говорила, Ашер. Когда ты протрахал мой разум, я теперь не могу сказать, настоящее ли у меня чувство к тебе. Но я могу тебе вот что сказать: то, что я чувствовала к тебе раньше, было настоящее. И я думаю о тебе не до святой воды, а о теперешнем, о таком, какой ты есть.

Он покачал головой и отвернулся, скрылся за занавесом волос.

— Но я воспользовался силой, чтобы чаровать тебя, как змея чарует птицу. Я захватил твой разум, а я не хотел этого делать.

Я тронула его волосы, и он отдернулся, отодвинулся от меня вдоль каминной полки. Я не пыталась следовать, а набрала побольше воздуху и очень медленно выдохнула. Мне легче было бы перенести встречу с дюжиной бандитов, чем следующий момент разговора.

— В твою защиту: мы были голые и делали нехорошее до того, как ты подчинил мой разум.

Он поднял голову. Даже в слабом свете и черной тени, в которой он скрыл лицо, было видно, что он озадачен.

— Нехорошее?

— Занимались сексом, — пояснил Жан-Клод. — Такой у американцев странный термин — делать нехорошее.

— А! — произнес Ашер, хотя недоумение его ничуть не уменьшилось.

Я вела свою борозду. Уж чего-чего, а последовательности в выполнении уже принятого решения у меня не отнимешь.

— Я хочу сказать вот что: мы уже занимались сексом. Ты не подчинял мой разум, когда я согласилась, чтобы все разделись. Ты не подчинял мой разум, когда мы начали любовную игру. Ты не подчинял мой разум, когда я лизала тебя под коленками и в других местах. — Я заставила себя посмотреть в его постепенно успокаивающиеся глаза. — Я на все это пошла добровольно. Если бы я придумала способ, чтобы ты оказался внутри меня без клыков, я бы это сделала. Но я хотела, чтобы вы оба были во мне.

Мне пришлось закрыть глаза, потому что вдруг возник столь сильный зрительный образ, что колени подкосились. А с ним накатила волна ощущений. На этот раз она не заставила меня когтить воздух, но я вцепилась мертвой хваткой в каминную полку и задышала прерывисто.

— Ma petite, ты хорошо себя чувствуешь?

Я замотала головой:

— По сравнению с первым разом, когда нахлынули воспоминания об оргазме, — как огурчик.

— Quelle? — спросил Ашер.

— Она сегодня уже испытала удовольствие от нас.

Ашер помрачнел.

— У нее все симптомы. Я не думал, что так будет. Я полагал, что некромантия ее защитит.

— И еще я должна вам сказать, что Белль Морт, по-моему, имеет некоторое отношение к моей болезни. Она через вас двоих кормилась от меня и Ричарда.

Жан-Клод прислонился к стенке, сложив руки на груди.

— Джейсон нам это рассказал, ma petite. И все же я думаю, что твоя сила целый день боролась с силой Ашера. Старый вопрос: что будет, если неудержимая сила натолкнется на недвижимый предмет.

— Ашер — неудержимая сила, а я — недвижимый предмет?

— Oui.

Я хотела бы оспорить такое разделение труда, но оно было чертовски уместным.

— Так что для нас значило бы снова стать menage a trois?

У Жан-Клода что-то мелькнуло на лице, но тут же оно стало непроницаемым из непроницаемых. А ответил Ашер:

— Ты бы пожелала проделать это еще раз?

Я стала было отпускать полку, потом решила, что на всякий случай не надо, и ответила:

— Может быть. — Посмотрела на Жан-Клода, на его отстраненное красивое лицо. — Я думаю, Жан-Клод нашел наконец нечто, где он не пойдет на компромисс.

— Что ты имеешь в виду, ma petite?

— То, что, если я тебе буду стоить Ашера, это вобьет между нами клин.

— Так я, значит, нагрузка, которую ты тащишь с собой в кровать, чтобы быть с Жан-Клодом!

Он вдруг загорелся яростью, текучим синим огнем наполнились глаза. Его человеческий облик отлетел прочь у меня на глазах. Он остался бледен и красив, но это была красота камня и самоцвета, твердая и яркая красота без жизни, мягкости, человечности. Он стоял передо мной, и золотые волосы ореолом обрамляли его лицо — страшная красота, как у пришедшего за тобой ангела смерти.

Я его не боялась. Я знала, что Ашер не причинит мне вреда — намеренно. Более того, я знала, что Жан-Клод ему этого не позволит. Но с меня хватило. Хватило — меня и Ашера. В каком-то извращенном смысле мы с Ашером были похожи — обоим нужна психотерапия. У нас у обоих полно пунктиков о личной близости и куча обручей, через которые мы заставляем людей прыгать, но даже мне это надоело.

Я расстегнула портупею и стала пропускать ее сквозь петли. Когда она достаточно сдвинулась, я вытащила ее из петли кобуры.

Ашер голосом, который отдался в комнате эхом и прошел у меня по спине мурашками, спросил:

— Что ты делаешь?

Я закончила снимать портупею, потом сбросила кобуру.

— Раздеваюсь. Я полагаю, что Жан-Клод припас какую-то одежду и для меня. Хотя я не нацеплю ничего такого, что подходило бы к вашему костюму — нижние юбки, корсеты, кринолины, — этого можете даже не предлагать.

— Не бойся, ma petite. Я все время имел в виду твои предпочтения, выбирая тебе одежду. — Он раскинул руки, приняв красивую, пусть и слишком театральную позу. — Даже наши костюмы удобны и не стесняют движений.

Мы оба не обращали внимания на вампира, который мрачно смотрел на нас исподлобья. Ничто так не выпускает из тебя воздух, как если твои попытки быть страшным просто не замечают.