— Да, но все равно. Вы их взяли для допроса?

— Никто не знает, где они. На следующий день после вашей встречи они уволились из своего охранного агентства. А работали там всего две недели. Все рекомендации, которые они представили, ведут в пустоту.

— Блин, — сказала я.

Поглядев еще раз на фотографию, которую Брэдли держал передо мной, я поняла, где могла видеть этого человека. Это был другой из установленных контактов Хайнрика. Или очень на него похожий человек. Я только не верила, что совпадение может быть настолько сильным.

Я посмотрела на Брэдли. Он все еще держал картинку так, чтобы я ее видела, ниже, чем нужно было для двух остальных мужчин. Может быть, это была вежливость, может быть, и нет. Встретив мой взгляд, он сделал непроницаемое лицо. Коповскую морду.

— Если бы я вам сказала, что сейчас смотрю на снимок, где изображен один из известных контактов Хайнрика, и он тоже в городе?

Брэдли не изменился в лице, а Зебровски и Мерлиони изменились. Они были удивлены, а Брэдли — нет.

— Откуда у вас фотография? — спросила О'Брайен.

— Долго рассказывать, но его ищут в связи с некоторыми убийствами здесь, в городе.

— Которого из них?

— Я думаю, что он только один с длинными волосами. Вряд ли они теперь увязаны в хвост, как здесь, но уж точно до плеч.

Я услышала шелест бумаг:

— Вот, нашла. — Еще шелест, потом она присвистнула. — Рой Ван Андерс. Блейк, это очень нехороший человек.

— Насколько нехороший?

— Самое смешное, что мы только сегодня получили досье на мистера Ван Андерса. Фотографии с мест преступлений, от которых вас вывернет.

— Море крови и от тел мало что осталось?

Я почувствовала, как рядом напрягся Зебровски.

— Ага. Откуда вы знаете?

— Кажется, я сейчас на месте преступления, где поработал Ван Андерс.

— Вы на месте, где убивал ликантроп?

— Да.

— В его деле ничего нет, что говорило бы, будто он не человек. Отвратительный маньяк, который любит насиловать и убивать женщин.

— А кто-нибудь задавался вопросом, как он расчленяет тела или куда деваются пропавшие части?

— Я еще не все прочла, но нет. Почти все преступления совершены в странах, где фотографии — уже чудо. Очень низкая технология и очень мало денег для такой тонкой криминалистики.

— Насколько нужна тонкая криминалистика, чтобы отличить зубы от стали?

— Многие серийные убийцы пускают в ход зубы, Блейк.

Ей будто хотелось защитить честь полиции каких-то далеких стран.

— Уж кто-кто, а я это знаю, О'Брайен, да ладно, не важно. Важно то, что он сейчас в нашем городе, прямо сейчас, и мы не отсталая страна, и деньги у нас есть, чтобы выслеживать бандитов.

— Вы правы, Блейк. Будем заниматься тем, что здесь и сейчас.

— У нас сейчас хватит материала, чтобы допросить Хайнрика и его приятеля?

— Наверное, да. Будем вести дело так, будто Хайнрик знает о хобби своего дружка. Таким образом, он оказывается пособником, если не больше.

— Я приеду, как только тут закончу.

— Блейк, это дело вы не расследуете. Вы потенциальная жертва, и это напрочь лишает вас объективности.

— Не надо так, О'Брайен, я с вами играла честно.

— Это не игра, Блейк, это работа. Или вы хотите всю заслугу загрести себе?

— Плевать мне на все заслуги. Я просто хочу там быть, когда вы будете допрашивать Хайнрика.

— Если приедете вовремя. Задерживаться ради вас мы не станем.

— Ладно, О'Брайен, ладно. Дело вы ведете.

— Очень мило, что вспомнили об этом, Блейк.

И она повесила трубку.

— С-сука! — произнесла я от всего сердца.

У Зебровски и Мерлиони лица были полны ожидания, у Брэдли — спокойное. Он умел сделать коповскую морду, но не был актером. Я рассказала им содержание разговора, и Зебровски тут же покатил бочку на О'Брайен — не за то, что она меня отстранила, а за то, что она даже не подумала связаться с кем-нибудь из РГРПС.

— Она их арестовала — за что? За то, что тебя преследовали? А у нас тут четыре убийства, если не больше. — Он посмотрел на меня. — Хочешь прокатиться на машине с сиренами и мигалкой? Чтобы мы свалились ей на голову, пока она не развалила чем-нибудь наше дело?

Мне понравилось «наше дело» и понравилось, что он позвал меня с собой. Дольф бы этого, наверное, не сделал, даже если бы не злился на меня.

Я кивнула:

— Приятно было бы ворваться, размахивая флагом юриспруденции.

Он осклабился:

— Дай мне десять минут скомандовать тут, кому что делать, и жди меня внизу. Возьмем машину с мигалками от нее народ резвее разбегается в стороны.

Он уже был за дверью и шел вниз по лестнице, что-то про себя приговаривая.

Мы с Брэдли остались одни. Неслыханная вещь: федерала, даже двух, если считать меня, оставили наедине на осмотре такого места преступления. Вообще-то полиция федералов терпеть не может, и федералы платят ей тем же.

Я посмотрела на Брэдли:

— Теперь, когда я установила все те связи, которые вы хотели установить, скажите мне, зачем вы на самом деле сюда приехали.

Он закрыл конверт и отдал его мне:

— Чтобы раскрыть преступление.

— Раскрытие этих преступлений ничего не добавит к весу вашего отдела. В прошлый раз, когда мы с вами говорили, вам нужно было приобрести вес.

Он посмотрел на меня внимательно.

— Вы здесь официально, Брэдли?

— Да.

Я всмотрелась в его ничего не говорящее лицо:

— Вы здесь официально как агент ФБР?

— Я не совсем понимаю, о чем вы.

— Вы мне как-то сказали, что я привлекла внимание одного из менее известных правительственных ведомств — призраков. Кажется, вы их так назвали. Ван Андерс — призрак?

— Ни одно правительство в здравом уме не захочет иметь в стране такое бешеное животное.

— Брэдли, если вы не будете со мной разговаривать, то в следующий раз я не стану вам верить так, как верю прямо сейчас.

Он вздохнул. Вдруг он тоже показался мне усталым. Он потер глаза пальцами и сказал:

— Эти убийства привлекли наше внимание. Но я видал подобные преступления и раньше. В другой стране, где правительство больше тревожилось об удержании власти, чем о защите беспомощных женщин.

Глаза его наполнились каким-то далеким воспоминанием — и болью.

— Вы говорили, что отошли от этой работы.

— Говорил. — Сейчас он смотрел прямо на меня, без всякой коповской морды. — Типы вроде Ван Андерса были одной из причин, по которым я не смог там работать. Но когда некоторые люди узнали, что Ван Андерс, быть может, сорвался с цепи в границах Соединенных Штатов, им это не понравилось. У меня есть разовое разрешение на то, чтобы помочь здесь разобраться.

— И какова цена этой помощи?

— Хайнрик будет выслан из страны. Имя второго, которого с ним взяли, нигде не будет названо. Все исчезнет.

— Хайнрик подозревается в терроризме. Вы думаете, его просто отпустят?

— Его разыскивают в пяти странах, с которыми у нас соглашения. Кому его отдать, Анита? Лучше просто отпустить.

— Вы не знаете, зачем он оказался в городе? Я-то точно хочу знать, зачем он меня преследовал.

— Я говорил вам, зачем вы нужны подобным людям.

— Потому что я могу поднимать мертвых? Там — политический лидер, здесь — несколько зомби-телохранителей?

Я попыталась обратить все в шутку, но Брэдли не засмеялся.

— Вы помните человека, которого вы нашли распятым на стене собственной гостиной?

— Да.

— Он знал Хайнрика и Ван Андерса, и ему показалось, что они перебирают через край. Он бросил их и скрылся, но, видимо, недостаточно хорошо.

— Если это была казнь, зачем было ее подделывать под какое-то ритуальное убийство?

— Чтобы она не выглядела казнью.

— А какая им разница? — спросила я.

Он покачал головой:

— Анита, это знак. Они хотели его смерти, и смерть должна была быть достаточно сенсационной, чтобы попасть в заголовки. Чтобы знали все такие, как он, такие, как я, — те, кто ушел.

— Вы этого не можете знать наверное, Брэдли.